Лео Таксиль: "Забавное Евангелие"
Пилат спросил его: ты царь иудейский? Он же сказал ему в ответ: ты
говоришь.
И первосвященники обвиняли его во многом.
Пилат же опять спросил его: ты ничего не отвечаешь? видишь, как много
против тебя обвинений.
Но Иисус и на это ничего не отвечал, так что Пилат дивился.
Марк, глава. 15, ст. 2-5.
- Стража, слушай мою команду! - затянул капитан. - Направление - на
дворец правителя. Вперед, шагом... арш!
И вот Иисус в сопровождении солдат замаршировал к претории римского
правителя Понтия Пилата. Священники остались в храме, где уже начинались
утренние жертвоприношения, остальные же поспешили за солдатами, образовав
довольно многочисленную процессию. Пока она двигалась через город, в нее
вливались любопытные прохожие и зеваки, и вскоре она достигла внушительных
размеров.
К тому времени горожане проснулись и уже собирались приняться за
повседневные дела, но не тут-то было!
Огородники, торгующие морковкой и цветной капустой, продавщицы корма
для птиц, трубочисты, зеленщики, направлявшиеся к рынку с овощами и
фруктами, молочницы с их кувшинами, бакалейщики, уже открывшие свои лавочки,
- короче, весь Иерусалим побросал свои занятия и устремился за осужденным ко
дворцу правителя, ибо всем хотелось поглазеть на даровое зрелище.
Иисуса ввели в преторию. На какое-то время его оставили там одного,
однако стража охраняла все входы и выходы. Пилат вышел к обвиняемому. Крепко
связанный, сын голубя имел такой жалкий вид и настолько не походил на
опасного преступника, что Пилат проникся к нему сочувствием. Он уже слышал о
пророчествах этого темного простолюдина и о его призывах к восстанию против
римлян, однако, пока никакого восстания не предвиделось, предпочитал не
заносить карающую десницу.
Итак, Пилат посмотрел на бывшего плотника, вышел к иудеям и спросил:
- В чем вы обвиняете этого человека, приведенного в мою преторию?
В ответ посыпались обвинения, как из дырявого мешка:
- Он бунтовщик!
- Греховодник!
- Он восставал против наших законов, карающих прелюбодеек!
- Он нарушал закон субботы, запрещающий трудиться в день праздника
саббат!
- Он путался с гулящими девками!
- Он подстрекал народ против правительства!
- Это бродяга!
- Мародер!
- Он украл осла!
И так далее и тому подобное.
- Все это понятно, - ответил Пилат, - но мне-то какое дело до вашего
пленника? Берите его и наказывайте по своим законам.
- Видите ли, - возразил ему один из мудрецов синедриона, - ряд
совершенных им преступлений у нас карается по закону смертной казнью. А
вы сами знаете, что после того, как наша страна вошла в состав Римской
империи, мы потеряли право выносить смертные приговоры без предварительного
согласования с представителями цезаря.
- Это весьма опасный смутьян! - добавил другой, видимо, сборщик местных
налогов. - Неоднократно призывал он народ не платить налоги, говоря, что он
царь иудейский. Кроме того, он уверял, будто он Христос, то есть спаситель,
или мессия, призванный освободить Иудею. А это еще хуже!
- Хорошо, - согласился Пилат. - Но сначала я хочу его допросить.
Правитель вернулся к Иисусу.
- Послушай, ты в самом деле считаешь себя царем иудейским? - спросил
он.
Иисус ответил:
- Вы спрашиваете об этом по собственному желанию? Или по наущению
врагов моих, которые обвиняют меня, будто бы я считаю себя царем иудейским?
У него снова работала только человеческая сущность, а потому Христос просто
увильнул от ответа. Пилат поморщился.
- До твоих врагов мне нет никакого дела. Я римлянин, а не еврей. В ваши
иудейские раздоры я не вмешиваюсь. Твой народ и твои жрецы привели тебя ко
мне. Объясни, что ты сделал?
Однако Иисус воздержался от ответа.
- Скажи хотя бы, что представляет собой твое царство, на которое ты,
говорят, претендуешь?
- Мое царство не здесь. Если бы это царство было на земле, мои
приверженцы сражались бы за меня и не дали бы мне попасть в руки врагов
моих.
- Значит, ты царь без царства?
- Повторяю: мое царство не от мира сего.
- Где бы оно ни было, ты все-таки считаешь себя монархом, не так ли?
Значит, ты царь?
- Вот именно, вы сказали.
"Похоже, бедняга просто слабоумный", - подумал Пилат. Он снова вышел к
первосвященникам и народу.
- По-моему, - сказал он, - ваш пленник не заслуживает виселицы.
В ответ вся толпа дружно завопила:
- Нет, нет! Заслуживает! Смерть ему!
И снова на помазанную миром голову посыпались самые страшные обвинения.
Тогда правитель приказал привести Иисуса и обратился к нему:
- Слышишь, сколько свидетельствуют против тебя? Бывший плотник хранил
молчание. Ему снова предъявили обвинение в подстрекательстве к мятежу, и
Пилат спросил:
- Где же он вел мятежные речи?
- Повсюду! - ответили ему. - От Галилеи до Иерусалима!
Слово "Галилея" подсказало правителю выход из положения: он вовсе не
собирался брать на себя ответственность за это запутанное дело.
- Послушай-ка, Иисус, - обрадовано сказал он, - а ты случайно не
галилеянин?
- Конечно, галилеянин!
- В таком случае, господа, - проговорил Пилат, обращаясь к
первосвященникам и народу, - это дело не входит в мою компетенцию. Оно
касается только Ирода. Так что берите вашего обвиняемого, и пусть его вешает
Ирод, если хочет. Я здесь ни при чем.
И вот Иисуса повели к тетрарху. Ирод уже был наслышан о Христе. Как
сообщает евангелист Лука, "Ирод, увидев Иисуса, очень обрадовался, ибо давно
желал видеть его, потому что... надеялся увидеть от него какое-нибудь чудо".
К сожалению, в тот день Иисус был не в ударе и решительно отказался
продемонстрировать даже самый пустяковый фокус. Тщетно упрашивал его
Ирод: бывший плотник, по одному слову которого якобы двигались горы,
ничего не сказал и ничего не совершил.
Ирод, как и Пилат, подумал, что у обвиняемого просто не все дома и что
вряд ли можно возлагать на него ответственность за подстрекательскую
болтовню. Он приказал облачить Иисуса в белые одежды - общепринятая в те дни
форма для сумасшедших и слабоумных - и в таком виде отослал его обратно к
Пилату.
Римский правитель был уже сыт этой историей по горло.
- Вы приводили ко мне этого человека, - сказал он первосвященникам, - и
обвиняли его в том, будто он подбивает народ на восстание. Я его допросил и
не считаю опасным преступником. Я отослал его к Ироду, но и тот не счел
возможным предать его смерти. Чего же вы еще хотите?
Жрецы храма, уже совершившие утренние жертвоприношения и прибежавшие к
тому времени во дворец Пилата встретили его слова глухим ропотом. Им нужно
было отделаться от Назарянина любой ценой! Как известно, священно служители
всех времен и народов отличались одинаковой жестокостью.
Услышав ропот, Понтий Пилат решил их успокоить и предложил:
- За всякие мелкие провинности Иисус будет наказан: я прикажу его
выпороть, но потом отпущу.
- Нет, нет! - закричали иерусалимские попы. - Мы со всем не за этим
пришли! По нашим законам он должен умереть. Смерть ему.
Тогда правителю пришла в голову мысль, лишний раз свидетельствующая,
что он был человеком гуманным. Понтий Пилат вспомнил о своем праве
амнистировать на пасху одного заключенного. Это делалось, чтобы народ не
забывал о милосердии римлян.
Он приказал своим воинам привести из тюрьмы самого мерзкого
преступника. Это был некий Варавва, совершивший на своем веку все мыслимые и
немыслимые злодеяния.
Замысел Пилата был прост.
"Я покажу толпе Иисуса и Варавву, - думал он. - А потом спрошу: "Кого
вы хотите, чтобы я отпустил?" Священники злы на Иисуса, однако народ должен
больше страшиться Вараввы. Кроме того, сегодня здесь у дворца собрался почти
весь Иерусалим. Если этот Иисус действительно исцелил множество калек, как
уверяют его последователи, все эти бывшие хромые, слепые, кривые,
прокаженные и паралитики должны встать горой за своего врачевателя".
Идея была, право же, неплоха!
Но - увы, увы и еще раз увы! - Пилат не учел человеческой
неблагодарности. Он не подозревал, что бывшие кривые, бывшие хромые, бывшие
безногие и тому подобные первыми потребуют смерти для своего исцелителя и уж
во всяком случае присоединятся к хору врагов Иисуса. Поэтому, когда Пилат
представил народу Иисуса и Варавву, он услышал в ответ единодушный вопль:
- Отпусти нам Варавву! Распни, распни Иисуса!
Это была последняя попытка. Напрасно супруга Пилата, мадам Клавдия
Прокула, которая принимала участие в судьбе сына голубя, послала своему мужу
записку, где говорилось: "Не вмешивайся в это дело. Ночью мне приснился
из-за Иисуса кошмарный сон, это плохая примета". Пилат решил, что перед
лицом столь единодушного и недвусмысленного требования толпы отступать уже
поздно.
Он приказал освободить Варавву от цепей, объявил первосвященникам, что
те могут делать с Иисусом все, что им заблагорассудится, а чтобы яснее
показать, что он умывает руки, велел принести кувшин и таз, и подтвердил
свое заявление действием.
Тем временем солдаты уже бичевали Иисуса к вящему удовольствию
собравшихся.
Богословы христианской церкви, дабы разжалобить паству, рассказывают об
этом бичевании всякие ужасы: с Иисуса якобы сорвали одежды, обнажили его до
пояса, привязали к столбу и принялись хлестать веревками, розгами и бычьими
жилами. На это можно было бы им ответить, что пытки инквизиции были куда
страшнее бичевания Христа, которому не выворачивали ни рук, ни ног, не
дробили в тисках костей, не обливали кипящим маслом или расплавленным
свинцом, не прижигали грудь горящей смолой, не сдавливали череп специальным
обручем и не вливали ему в открытый с помощью особой распорки рот целые
ведра воды, причем не сразу, а капля за каплей на засунутую между зубов
губку или мягкую тряпку. К этому можно прибавить, что иудейские священники
не отрубили Иисусу кисти рук, не размозжили ему ноги в "испанском сапоге",
не вырезали ремни из его спины, не посадили его на железный кол, не
вывихнули ему руки из плеч и не подвесили его за ноги. Плотник из Назарета,
который был одновременно богом и всегда имел в своем распоряжении вторую
божественную сущность, позволявшую ему вообще ничего не чувствовать, если
страдания превышали человеческие возможности, не испытал, таким образом, и
сотой доли того, что претерпели мученики свободной мысли от милосердных
служителей божьих.
Но мы не станем говорить всего этого нашим священникам. Достаточно
будет взять в руки евангелие и сказать им, что все басни о бичевании Христа,
о пролитой крови и рассеченной коже - плод их воспаленного воображения. В
Евангелии от Матфея (глава. 27, ст. 26) сказано: "Тогда отпустил им Варавву,
а Иисуса, бив, предал на распятие".
Евангелие от Марка (глава. 15, ст. 15) повторяет: "Тогда Пилат, желая
сделать угодное народу, отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на
распятие". Лука об этой детали вообще не упоминает. Евангелие от Иоанна
(глава. 19, ст. 1) гласит: "Тогда Пилат взял Иисуса и велел бить его".
Следует заметить, что в переводе глагол "бить" не передает смысла подлинника
"хлестать", связанного с понятием розги. По сути дела знаменитая мука
господня, из-за которой чувствительные святоши проливают столько слез на
страстной неделе, сводилась к самой обыкновенной порке. Кроме того, из
рассказов евангелистов явствует, что если первосвященники и народ Иерусалима
и требовали смерти Иисуса, то воины стражи ограничивались бранью,
затрещинами и главным образом грубыми шуточками, не имеющими ничего общего с
утонченным садизмом. Пара подзатыльников, полдюжины пинков, презрительный
плевок - вот и все страсти пресловутого бичевания!
Чтобы не отставать от развеселых иудеев, Пилат не только оставил Иисусу
белое одеяние сумасшедшего, но еще прибавил от себя "багряницу" - плащ из
красной шерсти, - дал ему в правую руку трость и повелел надеть ему на
голову венок, сплетенный из молодого тростника с парой веточек чертополоха.
Этот знаменитый "терновый венец", по уверениям архиепископа парижского,
хранится у него в соборе Парижской богоматери. За умеренную мзду его можно
там увидеть. Я сам его видел. Это обыкновенный веночек из морского
тростника, на котором нет никаких колючек.
В таком наряде Иисуса представили толпе, говоря:
- Вот он, царь иудейский! Радуйтесь!
Солдаты для вящего веселья затащили бывшего плотника на помост,
отобрали здесь у него трость и несколько раз стукнули этой же тростью.
Пилат, как следует вымыв руки, в последний раз обратился к народу:
- Предупреждаю вас самым серьезным образом: раз вы осудили этого
человека и единодушно требуете его смерти, я не стану противиться, однако
запомните: это вы его осудили, а не я. И если он невинен, пусть его кровь
падет на вас.
- Согласны! - завопила толпа. - Пусть падет! Не возражаем!
При этом Иисус, должно быть, подумал, что, к сожалению, его кровь не
может пасть ни на кого, ибо он для того и явился, чтобы пролить ее на земле
во искупление прошлых, настоящих и будущих грехов всего рода человеческого.
Происходило это между половиной одиннадцатого и одиннадцатью часами утра.
Теперь уже ничто не препятствовало казни осужденного.
(Смотри евангелия от Матфея, глава. 27, ст. 2-31; Марка, глава. 15, ст.
1-20; Луки, глава. 23, ст. 1-25; Иоанна, глава. 18, ст. 28-40; глава. 19,
ст. 1-16.)
Copyright 2005 - 2007 Просветитель
При использовании материалов нашего сайта на других интернет - ресурсах,
необходима прямая ссылка на наш сайт